Владимир Иванович Кривош родился 1 декабря 1865 года в венгерском городе Комаром, на территории многонациональной Австро-Венгерской империи. Многие считали его словаком, чехом, немцем, венгром или сербом, так как у него были сербские предки. Отец его, чиновник городской управы, по национальности чех, с сильными украинскими корнями, в молодости успел попутешествовать по белу свету. От него молодому Владимиру досталась тяга к иностранным языкам, которую он впоследствии сделал главным своим ключом к жизненному успеху.
ОДАРЁННЫЙ МАЛЬЧИК-ПОЛИГЛОТ
Уже в детском возрасте была видна одаренность мальчика. Владимир любил математику, иностранные языки, в гимназии занялся очень современной по тем временам дисциплиной — стенографией. Он совершенствует венгерский, немецкий, латинский, греческий и родной словацкий языки в немецко-словацко-венгерской гимназии в Спишской Новой Вси (тогда город Игло). Стенографией занимается в чешском Пржерове. Учится в итальянско-хорватской гимназии в Фиюме (Рийека), которая давала ему реальные шансы стать дипломатом. Не будучи по происхождению дворянином, Кривош поступил в Королевскую Ориентальную Академию. Уже тогда он владел французским, немецким, венгерским, итальянским, чешским, словацким и хорватским языками. В Академии Владимир изучил английский, сербский, турецкий, арабский и новогреческий, персидский языки.
Но не только одна учёба интересовала талантливого молодого человека. Жизнь в столице Австро-Венгрии — Вене предлагала много опасных развлечений: иногда после песен приходилось вынимать из ножен саблю — символ принадлежности к престижной Академии. Такое поведение, славянское происхождение и пониженный интерес к школьным обязанностям привели к тому, что он покинул Академию. Уход из Академии стал семейной и личной трагедией. Родные хотели, чтобы он вернулся домой — образование гарантировало ему выбор любой профессии. Мать предлагала стать нотариусом. Но об этом не могло быть и речи, так как юноша привык к свободе, движению и познанию.
Некоторое время спустя Кривош получает рекомендательное письмо от словацкого «барда славянства», писателя Светозара Гурбана-Ваянского, которое тот написал своему другу — славянофилу и слависту С. В. Ламанскому, проживавшему в Санкт-Петербурге. Когда Кривошу исполнился 21 год, он приехал в Россию. В русской столице Владимиру было трудно — проблема с нострификацией австро-венгерских документов (процедура проверки соответствия диплома российским стандартам высшего образования) связывала его по рукам и ногам.
Владимир решился на очень смелый поступок — добился аудиенции у самого ректора Санкт-Петербургского университета. По-русски он изъяснялся плохо. К тому же ректор принял его за немца. Владимир резко возразил, что он славянин, и попросил ректора выбрать для беседы один из восьми европейских языков, которыми он владеет. Это произвело на ректора сильное впечатление, и после разговора Кривош был зачислен вольнослушателем в университет. В 1886 году он становится студентом факультета восточных языков. Он изучал право, статистику, вернулся к арабистике, персидскому и турецкому языкам, стенографировал на пяти языках. Несколько месяцев спустя Владимир догоняет своих однокурсников, и чувствует себя полноценным студентом университета.
В 1888 году В. И. Кривош получает российское гражданство. Следующие два года в жизни Кривоша неясные. Предположительно, он учился в Сорбонне — некоторые источники говорят, что там он получил диплом. К тому времени он был уже очень образованным человеком: владел пятнадцатью языками, стенографировал на многих из них, написал диссертацию по арабской литературе, занимался персидским языком. Возможно, служил переводчиком в Адмиралтействе.
Владимир не потерял связи с домом — пишет статьи по лингвистике в словацкую Народную газету. Владимир Иванович занимался языками почти до самой смерти — к тому времени он владел 40 языками. Его интересы были необъятными. Наряду с изучением языков он продолжал заниматься стенографией и криптографией. Изучил все известные системы письма — иероглифы, майяское письмо, иератическое, армянское, грузинское, еврейское и финикийское.
РАЦИОНАЛИЗАТОР ПЕРЛЮСТРАЦИИ
Итак, проучившись в университете в течение двух лет, многообещающий студент вдруг бросил его. Чем он занимался следующие два года, доподлинно неизвестно. Однако в 1891 году молодой человек был принят на службу в Санкт-Петербургское почтово-телеграфное ведомство. Вскоре, поразив свое начальство совершенным знанием восьми основных иностранных языков и целым «букетом» других (включая новомодный эсперанто), был переведён в одну из структур российских спецслужб — так называемую Цензуру иностранных газет и журналов.
Надо сказать, что под прикрытием этой самой Цензуры в те времена весьма успешно действовал российский «чёрный кабинет», осуществлявший перлюстрацию (так называется тайное вскрытие почты) почти всей почты, циркулировавшей на территории Российской Империи, включая, в самую первую очередь, дипломатическую. Весьма сообразительная и эрудированная личность, каковой Кривош являлся без всякого сомнения, имела все возможности для блестящей карьеры именно на этом поприще. За следующие семь лет Кривош досконально овладел всеми главными стенографическими системами на многих языках и даже разработал две своих, названных им «русской» и «универсальной».
Обширные знания оказались полезными на посту государственного цензора газет и журналов, которые поступали в Россию. В 1893 году Кривош опубликовал учебник стенографии по системе Гадельсберга, а в 1895 — собственный самоучитель стенографии. Работает профессором стенографии, посещает Тифлис для изучения грузинского языка и дешифровки документов, захваченных у азиатских народов. Его продвигают по службе — Кривош становится Главным цензором газет и журналов Российской Империи. Летом 1897 года Кривош уезжает вместе с выдающимся русским ученым-египтологом Голенищевым в Национальный музей (Лондон) для разгадки иероглифов. Здесь ученый случайно знакомится с русским социалистом Чертковым и, хотя и не разделяет подобного рода взгляды, попадает под прицел царской охранки. После возвращения из Лондона получает высокую государственную награду.
В 1898 году Кривош получил первый классный чин коллежского регистратора, и в целях более полного изучения иностранного опыта в делах перлюстрации снова был послан в Париж. Какими именно знаниями обогатился В. И. Кривош во Франции точно неизвестно, но за следующие пять лет своей работы в России он обогатил нашу науку перлюстрации многими несомненно полезными открытиями, за самое «незначительное» из которых получил орден Св. Владимира 4-й степени от министра внутренних дел (впоследствии председателя Совета министров) П. А. Столыпина. Это был новый способ вскрытия писем, не оставлявший ни малейших следов вскрытия даже для опытного взгляда перлюстратора. Кривош также разрабатывал способы изготовления печатей, которые при тогдашнем техническом уровне не было никакой возможности отличить от настоящих.
Не оставлял он без внимания и стенографию, более всего Кривош гордился созданными им «Самоучителем русской скорописи» и «Самоучителем стенографии, применимой ко всем языкам мира». Уже в начале ХХ столетия Кривош стал одним из виднейших специалистов в этой области, и постоянно получал приглашения на заседания самых разных государственных комиссий различного ранга секретности. Разумеется, что быстрое продвижение В. И. Кривоша по службе и государственные награды были связаны с особой деятельностью, подробности которой покрыты тайной.
ПАРИЖСКИЙ «ВЗЛОМЩИК»
С декабря 1904 года по август 1906 года В. И. Кривош состоял при секретном отделении Департамента полиции в качестве переводчика-дешифровальщика, а после этого пять лет работал в «Особом делопроизводстве Морского Генерального штаба для заведования агентурой». Царское правительство использовало его талант в разных областях. Во время русско-японской войны В. И. Кривош работает над дешифрованием японских шифрсообщений, и в очередной раз отправляется во Францию.
В основном дешифровальная работа против японцев была сосредоточена в Министерстве иностранных дел. Некоторую работу непосредственно на театре военных действий проводили военные специалисты. Во время русско-японской войны шел очень оживлённый обмен шифрованными сообщениями между Японией с одной стороны и Англией и Германией с другой. При этом использовался код, который был составлен на английском языке и имел пять различных ключей. Одному из крупнейших специалистов дешифровальной службы царской России В. И. Кривошу удалось раскрыть три ключа, с помощью которых «разбиралось» большинство перехватываемых телеграмм.
При работе по дешифрованию японской переписки большую помощь России оказала Франция, которая в то время была союзницей России. В Париже также работали над раскрытием вышеупомянутого пятиключевого кода. И небезуспешно. Были раскрыты два ключа. Правда, один из них был уже известен Кривошу, зато другой — нет. Дешифрованные японские телеграммы французы пересылали в Россию. Таким образом, неизвестным для дешифровальщиков России и Франции оставался один ключ. Тогда Министерство иностранных дел командировало Кривоша в Париж для совместной работы с французами. Французы приняли российского криптографа как своего человека. Они ввели его в святая святых своей секретной службы — в Сюрте Женераль. Там он проработал около десяти дней, пока не была раскрыта пятая составляющая японского кода.
Кроме того, Кривошу удалось подробно ознакомиться с работой французской криптографической службой. Оказалось, что парижский «чёрный кабинет» был устроен аналогично петербургскому. Он располагался в частном доме с вывеской какого-то землемерного института. Один из служащих «чёрного кабинета» разбирался в вопросах лесоводства и землеустройства, и всегда давал квалифицированную справку частным лицам, интересовавшихся этими вопросами. В переднюю комнату мог зайти с улицы кто угодно. Здесь на стенах висели карты, планы лесов, земельных участков, имений и пр., а на столах лежали свежие газеты, вырезки из них, письменные принадлежности. Из этой комнаты была дверь в следующую, в которой также не было ничего секретного, но был шкаф, служивший дверью в третью комнату.
Чтобы попасть в третью, секретную, комнату, нужно было наступить одновременно на две дощечки на полу и нажать одно из украшений шкафа. «Дверь» открывалась перед входящим и закрывалась за ним автоматически. В третьей комнате, имевшей при помощи пневматической почты сообщение с главным телеграфом, проводилась регистрация поступивших телеграмм, их разбор по странам и передача по принадлежности в кабинеты дешифровальщикам. Дешифровальщики работали по двое. У них были подлежащие раскрытию коды, которыми они пользовались, и книга, в которую заносились все результаты их работы.
Эта книга передавалась в следующую комнату, там все сведения сортировались «по вопросам», содержащимся в сообщениях. Из одной телеграммы делались несколько разных выписок, если она содержала информацию по разным вопросам. Один экземпляр таких выписок оставался в «чёрном кабинете», а другой отправлялся соответствующему руководителю (министру иностранных дел, военному или морскому министрам), а в наиболее важных случаях — и президенту Франции.
Кроме раскладки материалов «по вопросам», в «чёрном кабинете» делались еще и сводки «по вопросам». Это позволяло в любой момент получить информацию о ходе развития определённого вопроса. При этом вопрос всесторонне освещался с разных точек зрения, если о нем писали представители разных правительств. Для президента ежедневно выпускался «листок» со всеми полученными за сутки сведениями.
Почти все коды французы добывали агентурным путем. Так, французы активно использовали подкупленных служащих иностранных посольств для добывания криптоматериалов (включая порванные черновики секретных телеграмм, отправляемых в зашифрованном виде из этих посольств). Имелись у них и все русские коды, что французы не скрыли от Кривоша. Однако он с удовольствием заметил, что один очень простой способ пользования кода, изобретенный им самим и сообщенный министру, в Париже известен не был.
Интересно отметить следующий факт. По сообщению Кривоша, все работники криптографической службы Франции (включая технический персонал — секретарей, машинисток, посыльных и т. д.) должны были быть заинтересованными в своей работе. В секретной части нередко работали жены, сестры служащих. Таким образом, целые семьи сплачивались одной идеей сохранения доверенных им тайн, поскольку от этого существенно зависело их семейное материальное благосостояние. Кривош стал первым русским криптографом, подробно познакомившимся с работой дешифровальной службы Франции того времени. Полученные полезные сведения были использованы русскими криптографами в практической деятельности.
ЖУЛИК, ПРОЖИГАТЕЛЬ ЖИЗНИ, ШАНТАЖИСТ
Отметим, что в Санкт-Петербургском охранном отделении в начале 1904 года было создано «Специальное отделение о разведке военного шпионства» для наблюдения за иностранными военными атташе и сбора сведений в интересах русского командования. Так как В. И. Кривош был хорошо знаком и с криптографией, он был немедленно приглашен в это отделение в качестве переводчика-дешифровальщика. Нельзя сказать, чтобы и до этого Кривош жил бедно, но начиная с этого момента, окружающим бросается в глаза явная склонность его к разгульной жизни. Желание пожить на широкую ногу не относится, вообще-то, к значительным порокам, но если такую жизнь начинает вести лицо, причастное к высшим государственным тайнам, то это по меньшей мере выглядит подозрительно.
Он приобретает машину, что в то время было делом неординарным. Его называют жуликом, но продолжают считаться с его талантом и способностями. Но, в конце концов, терпению начальства пришёл конец — Кривоша разжаловали. Вот, например, как описывается поведение Кривоша и неприятные последствия: «… Заметное улучшение материального состояния Кривоша В. И., когда он начал широко жить и приобрел дорогой автомобиль, свидетели относят к периоду 1909–1910 года… Примерно в это же время Кривош стал распускать слухи о полученном им наследстве в 1 млн крон после умершего своего отца, но свидетели, зная Кривоша за человека лживого, не доверяли его рассказам о наследстве… В результате разразился громкий скандал. Кривош был вынужден не только с позором оставить морское ведомство, но и в декабре 1911 года подать прошение об отставке с другой должности, которую он занимал — младшего цензора» [Бирюк, 2011].
Но, как говорится, если личность гениальна, то она гениальна во всём. Предвидя, что в своих преследованиях власти не остановятся ни перед чем, Кривош принялся их самым натуральным образом шантажировать. Он каким-то чудом умудрился снять фотокопию с подлинника приказа о его награждении, в котором весьма неосторожно упоминался процесс вскрытия корреспонденции, одобренный лично Николаем II — на документе значилась собственноручно сделанная императором пометка: «Согласен».
Так как практика перлюстрации противоречила законам Российской империи, то нетрудно догадаться, что находящийся в руках Кривоша документ был самым настоящим компроматом против высшей власти, и он прекрасно этим компроматом воспользовался. Кривош не только избежал преследований за «поведение, недостойное ответственного государственного чиновника» [Бирюк, 2011], но и не без оснований полагал, что сумеет блестяще устроить новый виток своей карьеры, принявшись за реализацию собственных идей по организации новой сверхсекретной придворной перлюстрации.
СТАТСКИЙ СОВЕТНИК — ВОЕННЫЙ ШПИОН?
Не прошло и нескольких недель с момента разжалования Кривоша, как он обратился к Николаю II с планом бесперебойной доставки императору перлюстрированных материалов «выдающегося государственного значения и интереса» [Бирюк, 2011]. Проект получил ход, и 1 января 1912 года «изгнанник» получил специально для него созданную должность помощника заведующего Собственной Его Императорского Величества библиотеки, в которой хранились все секретные издания.
Именно под прикрытием этой самой библиотеки В. И. Кривош принялся создавать новую сверхсекретную службу. Не сохранилось достоверных сведений о том, была ли эта служба в конце концов создана — всю истину знал, пожалуй, только один Кривош. Существуют многочисленные косвенные свидетельства существования придворной перлюстрации, но достоверно о ней не знали даже руководители других секретных служб Российской империи, которые впоследствии в своих многочисленных мемуарах однозначного ответа на этот весьма интересный вопрос дать так и не смогли.
В. И. Кривош также принимал самое активное участие в работе российской криптографической службы, входивший в состав Министерства иностранных дел. Уже вскоре он руководил целой армией сотрудников, занимавшихся разбором и криптоанализом копий шифротелеграмм, вскрытых на Главном телеграфе столицы. Это были донесения дипломатов своему руководству, в том числе из Москвы, Варшавы, Киева, Одессы и других городов, где размещались иностранные консульства. Весной 1912 года Кривош принимает непосредственное участие в деятельности Государственного совета и получает чин статского советника. С того момента дальнейшая его карьера, как могло показаться, была вне всякой опасности.
Может так оно и было бы, если бы грянувшая в скором времени Первая мировая война. Сразу после начала войны В. И. Кривош поступил в разведотдел штаба Восьмой армии генерала Брусилова, действовавшей против Австро-Венгрии в Галиции, официально в качестве переводчика. Однако довольно скоро им с помощью своих бывших сослуживцев по цензуре В. И. Пирогова и Г. Р. Шнапцева была создана довольно эффективная агентурная сеть.
Русские агенты проникали в Австро-Венгрию через нейтральную еще пока Румынию, у которой с любыми сопредельными странами еще не было паспортно-визовой системы. Осваивая достаточно новое для него — опытного перлюстратора и дешифровальщика (имевшего, ко всему прочему, и немалый опыт работы с агентурой) — дело организации разведывательной работы в военных условиях, Кривош был настроен весьма оптимистически. Однако его поджидали новые испытания. 6 апреля 1915 года в городе Самборе, расположенном на занятой в ходе военных действий русской армией территории Галиции, В. И. Кривош был арестован. Обвинение было очень серьезным — «по подозрению в военном шпионстве» [Бирюк, 2011].
Кривошу не помогло даже заступничество самого Брусилова, неоднократно заявлявшего следствию, что Кривош «оказал русской армии своей работой неоцененные и незабываемые заслуги» [Бирюк, 2011]. Всё было тщетно, но следствию, тем не менее, так и не удалось от подозрений перейти к конкретным обвинениям в шпионаже в пользу противника. Поэтому составленная по итогам расследования справка завершалась лишь предположением, что подследственный статский советник, уличенный во лжи и денежных злоупотреблениях, совершенных в прошлом, мог преследовать корыстные и даже преступные цели.
«ОСТАВЛЕН В ПОДОЗРЕНИИ»
Как известно, в судебной практике царской России была формулировка: «оставлен в подозрении» в совершении того или иного преступления — ставившая крест на перспективе дальнейшей карьеры подсудимого, чья вина так и не была доказана [Бирюк, 2011]. После окончания расследования, не принесшего ожидаемых результатов, начальник Охранного отделения, ведавший подобными делами, принял решение внести представление о высылке Кривоша в Сибирь, в Иркутскую губернию «… под гласный надзор полиции на основании п. 17 ст. 19 Правил военного Положения на всё время действия этого Положения» [Бирюк, 2011].
В. И. Кривоша искренне возмутило такое решение: «На мое прошение о том, чтобы меня судили и за малейшее преступление поступили со мною по законам военного времени, мне официально ответили, что суда надо мною не будет за неимением оснований к обвинению!.. Мне, таким образом, было отказано в такой малости, как суд, и мои обвинители не дали даже возможности сказать что-либо для опровержения того гнусного обвинения, в котором меня подозревали, и моя ссылка была основана исключительно на низком доносе!» [Бирюк, 2011].
Однако на этот раз выручить Кривоша не смог даже сам царь, а свой убойный компромат Кривош пустить в ход разумно поостерегся. Во время этих событий Кривошу припомнили и старые грехи. В «Выписках из альбома лиц, зарегистрированных жандармской, сыскной и общей полицией по подозрению в шпионстве на 1916 год» записано: «… Допрошенные по делу в качестве свидетелей, сослуживцы В. И. Кривоша, хорошо его знавшие, характеризовали его как человека выдающихся способностей, но в высшей степени алчного к деньгам, и не особенно разбирающегося в способах их приобретения, включительно до утайки наградных денег, выдававшихся ему из Морского Генерального штаба для передачи некоторым чиновникам, оказывавшим услуги Морскому штабу. <…> Так, получив однажды от своего начальника по Морскому Генеральному штабу М. И. Дунина-Борковского несколько тысяч рублей для открытия новых цензурных пунктов, Кривош и новых пунктов не создал, и отчета о расходовании полученных средств не представил» [Бирюк, 2011].
Здесь следует сделать важное замечание. Работа с агентурой всегда была сложным делом. В рамках этой деятельности приходится контактировать с лицами, подозреваемыми в шпионаже, и выявленными агентами врага, иногда даже передавать им какую-то информацию, например, с целью последующего навязывания дезинформации. Возможно, подобные вещи и послужили основанием для подозрений. Также отметим, что в период Первой мировой войны между различными спецслужбами Российской Империи (военными, Департаментом полиции, жандармами) существовала жесткая конкуренция, и Кривош мог стать её жертвой. Однако учитывая авантюрный характер Кривоша, в его деятельности могли быть эпизоды, дающие повод для подозрений.
Так или иначе, карьера Кривоша в спецслужбах Российской Империи завершилась полной катастрофой — статский советник превратился в иркутского ссыльного, да еще подозреваемого в шпионаже, и находился под надзором местных жандармов, которые в условиях военного времени с ссыльными не особенно церемонились. Целых полтора года бывший «гений перлюстрации и дешифровки» прозябал на задворках великой империи, проклиная «низких доносчиков» и «гнусных обвинителей» [Бирюк, 2011]. Но даже в ссылке Кривош не бездельничает, и за более чем полтора года собирает материалы об Иркутске и его окрестностях. Его коллекции и результаты научной деятельности были переданы в Иркутский университет.
ПРИГОВОРЁН К РАССТРЕЛУ
Февральская революция освободила всех политзаключённых, среди которых был и В. И. Кривош, и он возвращается в Петроград. Тем временем происходит Октябрьская революция. Кривошу удалось обратиться непосредственно к В. И. Ленину с предложением своих услуг, однако, он умолчал о своей работе в царских спецслужбах. Молодому Советскому государству в тот момент остро требовались специалисты, знающие иностранные языки, имеющие опыт внешнеполитической и разведывательной деятельности. Разумеется, талант криптоаналитика был нелишним. По приказу Ленина Кривоша прикомандировали к новообразованному наркомату иностранных дел в качестве переводчика.
Одной из первых задач, поставленных перед Кривошем, было написание дипломатической ноты на английском и французском языках о прекращении Россией боев на фронтах Первой мировой войны. Правки и примечания к этому документу сделал лично В. И. Ленин. В дальнейшем Кривошу не раз доводилось переводить на иностранные языки различные документы и речи Ленина, Троцкого и других руководителей советского государства. В декабре 1917 года Кривош вошел в состав мирной делегации, выехавшей из Москвы для переговоров о мире с немцами в Брест-Литовск. После завершения переговоров Кривош работает в секретариате Ленина помощником заведующего Н. П. Горбунова.
Но снова судьба Владимира Ивановича сделала крутой зигзаг. В 1918 году к председателю ВЧК Ф. Э. Дзержинскому не без помощи тайных «доброжелателей» попали некоторые материалы секретного следствия по делу «недоказанного германского шпиона», проведенного в 1915 году, а также информация о работе Кривоша в царских спецслужбах. Большевикам в этот трудный момент совсем не с руки были обвинения мирового сообщества в том, что они привлекают к сотрудничеству всяких проходимцев, и Кривоша сначала деликатно отстранили от должности, а потом и вовсе арестовали, предъявив обвинение в «попытке дискредитации Советской власти» [Бирюк, 2011]. Дело слушалось в Революционном трибунале, и Кривош приложил массу усилий, чтобы выкрутиться из создавшегося положения. На суде он заявил буквально следующее: «Неужели непонятно, что товарищу Ленину совсем не интересно знать, кем я был в прошлом… Всё это происки тайных врагов Советской власти, потому что я всегда мечтал об освобождении России от самодержавия!» [Бирюк, 2011].
Однако отвертеться от наказания бывшему статскому советнику не удалось — он угодил в тюрьму, хотя и не как замаскировавшийся враг народа, но как взяточник и махинатор. Вот тут-то Кривошу вновь пригодился опыт разведывательной и дешифровальной работы. Специалистов в данных областях у Советской власти были единицы, и держать в тюрьме одного из них посчитали невозможным. Через полтора месяца Кривош стал переводчиком Военного контроля — так тогда называлась большевистская разведка и контрразведка под управлением бывшего царского генерала М. Д. Бонч-Бруевича (перешедшего под влиянием своего брата, известного большевика и друга самого Ленина В. Д. Бонч-Бруевича, на службу к большевикам). В марте 1919 года В. И. Кривош — особо секретный сотрудник разведотдела штаба Западного фронта, в июле того же года — переводчик-дешифровальщик Особого отдела ВЧК, а через год он уже заведует отделом проверки документов в том же Особом отделе.
Непосредственный начальник Кривоша в те годы — печально известный Генрих Ягода. Однако авантюрный характер снова берёт своё. Под «прикрытием» своего начальника Кривош снова начинает прокручивать тёмные делишки, и в июле 1920 года попадается на получении взятки «за пропуск за границу», в числе пунктов обвинения также значится «… взяточничество от дворян». В то время и сам Кривош рассчитывает уехать в новое Чехословацкое государство — он ведь сам словак. На сей раз обвинение было настолько серьезным (документы для выезда были предназначены контрреволюционеру, давно разыскивавшемуся чекистами), что Кривош был приговорен к расстрелу, в последний момент заменённому 10-летним заключением.
СОЛОВКИ: УЗНИК, УЧЁНЫЙ, МУЗЫКАНТ
И в этот раз обойтись малой кровью Кривошу помогает талант дешифровальщика. Не отсидев и нескольких месяцев, Кривош был снова освобожден, и, невзирая на старые грехи, по инициативе Г. И. Бокия, возглавившего советскую криптографическую службу, направляется на работу в только что созданный Спецотдел ВЧК. Здесь он сразу привлекается к разработке сложнейших шифров и криптоанализу, а также обучению молодых кадров. В. И. Кривош, кроме блестящего знания множества иностранных языков, выдающихся дешифровальных способностей, обладал колоссальным опытом работы и уникальными знаниями.
До революции В. И. Кривоша неоднократно направляли в заграничные командировки со специальными заданиями, в числе которых были и задания по сбору сведений о работе криптографических служб других государств. Приезжая из таких командировок, Кривош составлял справки для руководства, делал специальные доклады, вносил свои предложения по совершенствованию работы криптографической службы России. Однако при царе далеко не все его наблюдения использовались, не все его советы и рекомендации принимались. И теперь Г. И. Бокий самым тщательным образом изучал и анализировал все сведения, которые ему сообщал Кривош, внимательно прислушивался к его советам, стремясь максимально полно использовать всё услышанное [Соболева, 2002].
Но в Кривоше продолжают уживаться гениальный криптоаналитик и гениальный авантюрист. Через семь месяцев Кривош снова был арестован «за принятие мер к выезду из страны» и опять был приговорен к расстрелу, но опытных дешифровальщиков Спецотделу отчаянно не хватало, и Кривош снова был помилован. В мае 1922 года в очередной раз Кривоша выпускают из тюрьмы, и он возвращается на работу в советскую криптографическую службу. Ровно год спустя — арест «за несанкционированные контакты с представителями чехословацкой миссии» и приговор к 10-летнему заключению в концлагерь [Бирюк, 2011].
В тюрьме ожидая то расстрела, то ссылки, Кривош временно теряет зрение, а когда оно возвращается, с радостью читает тюремную библиотеку и занимается переводами. При этом следует отметить, что дешифровальные таланты семьи Кривошей (в начале 1920-х годов был арестован сын Владимира Ивановича — Роман, который также работал в Спецотделе) были востребованы и в тюрьме. Перехваченные криптограммы доставлялись для дешифрования в камеры Бутырской тюрьмы, где тогда содержались Кривоши [Кан, 2004, с. 226].
Итак, в 58 лет В.И. Кривош стал узником знаменитых Соловков (кстати, ему дозволили самому выбрать себе лагерь). Именно на Соловках Кривош выбирает псевдоним «Тот, у которого ничего нет», что по-словацки звучит как «Нема нич», который впоследствии становится второй частью его фамилии. Кривош–Неманич работает ботаником, зоологом, орнитологом, переводчиком (например, с китайского он переводит на сорок языков пьесу «Булавка»), учит семьи надзирателей иностранным языкам. Кроме того, он основывает оркестр, становится председателем научной комиссии по фауне и флоре Севера России, из которой позднее вырастет Музей Севера в Архангельске [solovki].
В октябре 1928 года по постановлению коллегии ОГПУ В. И. Кривош-Неманич досрочно выходит на свободу. Дома его ожидает жена, которая не отказалась от мужа даже во время преследований. Владимир Иванович возвращается на работу в Спецотдел, а по другим данным — до 1936 года он работает в Наркомате иностранных дел. Кстати, одно не противоречит другому, Кривош–Неманич мог работать одновременно в двух этих организациях. Соловецкий урок пошёл впрок, больше Кривош–Неманич ни в какие авантюры не ввязывался. Ему удалось пережить репрессии конца 1930 годов.
Во время Великой Отечественной войны Владимир Кривош живет в эвакуации в Уфе, где преподает языки эвакуированным семьям сотрудников органов безопасности. Умер гениальный словак-соловчанин 4 августа 1942 года. Хоронил его сын, а на могилу учёного легли цветы от чекистов, которых он обучал иностранным языкам. Так сложилась судьба этого неординарного человека, внёсшего большой вклад в работу и развитие криптографических служб Российской Империи и СССР.
- Стоимость медиауслуг (открыть PDF) -
.png)